Потому что вскоре главенство во всей обширной армии генетиков захватила школа американца Томаса Гента Моргана.

Морган дополнил менделизм морганизмом.

Морган объявил, что иные группы признаков не «расщепляются» — вопреки Менделю. И это потому, что зачатки их находятся в одной хромосоме.

Ведь по разным клеткам расходятся целые хромосомы, а не части хромосом!

Затем он объявил, что неразлучные признаки иногда тоже расходятся. И это потому, что хромосомы, становясь в пары во время своего последнего «танца», перед тем как разойтись, — слишком тесно переплелись и обменялись кусками!

Морган объявил еще, что генетические исследования гораздо удобнее вести не на горохе и уже, конечно, не на ястребинке, а на одной крошечной мушке. Комнатная муха кажется рядом с ней великаном. Такие мушки водятся в Америке в садах и на плантациях.

Желтовато-серые, цвета пыли, эти мушки в ясные солнечные дни пьют сладкий сок перезрелых плодов. И фермеры зовут их «плодовыми мушками».

И вот по всем менделистическим лабораториям мира разошлись стеклянные пробирки с американскими «плодовыми мухами» — дрозофилами. Их кормили кашицей, варенной с изюмом.

Тысячи книг стали трактовать о породах, расах и родословных этих мух. Оттенки их глаз описаны с такой точностью, с какой ни один поэт не описывал очей своей возлюбленной. Даже щетинки на их крошечных тельцах были измерены и пронумерованы.

А Морган, сделав все эти «великие открытия», оповестил вселенную, что им в точности рассчитано, где и как именно лежат в недрах крошечных мушиных ядерных нитей (которые даже в микроскоп кажутся еле заметными палочками и запятыми) различнейшие менделевские зачатки — гены. Те самые, от которых зависят появление и передача по наследству всех признаков.

Если рождается муха с красными глазами, то это потому, что у нее в хромосоме есть ген красных глаз. Появляется муха с мятыми крыльями — тут сказалось действие гена мятых крыльев.

И вот Морган и его последователи — морганисты — начертили подробнейшие карты всех четырех пар хромосом дрозофилы. На этих картах были обозначены места нескольких сотен генов. А всех генов у дрозофилы, по подсчетам Моргана, должно быть 7500 — не больше и не меньше.

СТРАНА ЛИЛИПУТИЯ

Так, в немногие годы, из простейших опытов со скрещиванием, из счета зернышек и мушиных волосков, точно силой волшебства, поднялось в воздух и широко разветвилось огромное дерево генетики.

Это было весьма удивительное создание «чистого разума».

Оно напоминало сказочное дерево, выращенное факиром на глазах толпы из финиковой косточки.

О генах морганисты рассуждали с такой уверенностью, как будто видели их собственными глазами.

Скептики были вольны улыбаться, когда им объясняли, что гены «яровости» заставляют яровую пшеницу созревать в год посева и гены «яйценоскости» побуждают белую курицу леггорн откладывать 300 яиц в год. А когда пчела строит свои шестигранные соты, то это, очевидно, «математический ген» нашептывает ей, как класть частицы воска.

Да, скептики были вольны улыбаться и даже вспоминать мольеровского доктора, который, как известно, в ответ на вопрос, почему снотворное лекарство усыпляет, находчиво ответил латинскими стихами:

Но становилось не до смеха, когда вам точно указывали, что причина «широких крыльев» помещается именно в первой хромосоме, в обществе причин «сливовых глаз» и «гигантского тела», а от гена «волосатости» до гена «карликовости» ровно 23 ? морганиды по третьей хромосоме дрозофилы. «Морганида» — это была введенная морганистами единица расстояния внутри хромосомы. Название напоминало опять о человеке, который, вовсе не будучи мальчиком с пальчик, чувствовал себя совсем как дома внутри крошечных ниточек.

Так, он совершенно определенно знал, что гены в них лежат рядком, напоминая, пожалуй, аптекарские таблетки в стеклянной пробирке лилипута.

В средние века благочестивые видения посещали монахов, коротавших свой век в молитвенных бдениях. Сонмы мелких духов постоянно кишели в келье. Они щекотали пятки коленопреклоненным, сыпали им сухой птичий помет на бритое темя, пищали по углам, как мыши, и с таким жадным любопытством заглядывали через плечо переписчикам, что перо их делало кляксы. Известно, что Лютер однажды швырнул чернильницей в дьявола, который был особенно назойлив.

Морганисты были накоротке с невидимыми и непостижимыми генами. И даже обращались с ними с некоторой фамильярностью. Так что то, что случилось в 1933 году, в сущности, можно было предугадать. В этом году английский генетик Пайнтер, который долгие годы разглядывал и срисовывал хромосомы дрозофилы, заметил на ядерных нитях из клеточек слюнных желез этой мухи некие утолщения, пояски и полоски. Они располагались цепочкой.

Потрясенный Пайнтер поднялся из-за столика с микроскопом. Чувства его немногим отличались от тех, которые испытывал, если верить библии, праотец Авраам, когда ему явился под дубом мамврийским сам господь-бог.

— Мне сдается, — пролепетал Пайнтер, — что я вижу гены…

Но увы! Даже самих хромосом нельзя было найти в ядре в промежутках между двумя делениями клетки. Как уже знает читатель, хромосомы становятся ясно видны только тогда, когда клетка готова к делению. А в «покоящемся» ядре неделящейся клетки заметна только сеть с узелками — и никаких палочек, или нитей.

Морганистов, однако, отнюдь не смущало это.

Они придумали и ввели в словари чуть не всех языков даже словечко «менделировать» — им обозначалось поведение при скрещиваниях признаков, послушных правилам покойного настоятеля. А из правил этих и из формул морганистов вытекало, что гены-зачатки существуют. Организм хранит их в себе, но он не создает их; наоборот, они создают его. Он смертен — они бессмертны. И когда приходит пора, они сменяют «футляр»: место родителя заступают дети, за ними — внуки.

И во всех них продолжают свою жизнь гены-зачатки, время от времени переменяя недолговечные телесные оболочки, как змея меняет кожу.

Впрочем, как замечает читатель, в этих «выводах» не было решительно никакой оригинальности. Мир уже слышал точно такие же рассуждения шиворот-навыворот от фрейбургского усекателя мышиных хвостов Вейсмана. Организм состоит из двух резко различных веществ — вещества зародышевого и вещества телесного. И одна из двух частей организма (которую мы только и знаем) — тело с его недолгой жизнью — есть временный, побочный продукт другой, скрытой от всех части — зародышевого вещества. А мнимосамостоятельная жизнь тела — наша с вами, единственно нам известная жизнь! — есть как бы отражение никому не ведомой, иной, бессмертной жизни таинственных наследственных зачатков.

Менделисты-морганисты целиком восприняли этот фантастический, мрачный вздор, это измышление крайнего мракобесия, провозглашавшее живую жизнь игрушкой скрытых, тайных, необоримых сил. Больше того, тут была основа, исходный пункт менделизма-морганизма.

— Что такое курица? — важно спрашивали морганисты в своих книгах. И всерьез отвечали: — Курица — это тот способ, посредством которого яйцо создает новое яйцо!