Ведь это он написал: «Стыдно считать, что все самое лучшее можно получать только из-за границы».

Это он презрительно высмеивал готовых «тащиться в хвосте у других наций»: мол, «сорта нам бог пошлет в лице иностранцев».

Дело жизни не разменивается на доллары — даже на 32 тысячи долларов в год (которые сулили Мичурину).

Он продолжал бороться в одиночку.

Ему стукнуло шестьдесят. Уже шла первая мировая война.

«Я работал целой семьей, состоящей из жены, сестры и двух детей, но волею судьбы один за другим помощники удалены от дела…»

Впрочем, стариком он себя не признает. Ни за что. Но из-под пера его впервые срывается слово «страх»: «…страх, что, несмотря на мои нестарые годы, и моя очередь придет сойти со сцены…» Железный человек боится не за себя. Он видит выкорчеванным, погибшим питомник, все свои чудесные сорта — каждое деревцо он сам выходил; уничтоженными труд своей жизни, мечту сделать родину прекрасным цветущим садом.

В сущности, на что было надеяться? Его ясный разум твердо взвешивал шансы: они были ничтожны.

И все-таки он не опустил рук.

Он работал так же, даже еще больше, чем в юности, когда не знал, что такое утомление.

И спас сад в те очень тяжелые годы империалистической войны, затем войны гражданской, голода, разрухи.

1922 год. В Тамбовский губернский исполнительный комитет пришла правительственная телеграмма:

«Опыты по получению новых культурных растений имеют громадное государственное значение. Срочно пришлите доклад об опытах и работах Мичурина Козловского уезда для доклада Председателю Совнаркома Ленину. Исполнение телеграммы подтвердите».

Дату этой телеграммы — 18 февраля 1922 года — можно считать днем подлинного открытия Мичурина для нашей страны и для всего человечества.

Отсюда начинается новая жизнь Мичуринского питомника.

Его главе — 67 лет. Он писал позднее:

«Едва только окончилась гражданская война, как на мои работы обратил внимание не кто иной, как светлой памяти Владимир Ильич Ленин. По указанию Владимира Ильича в 1922 году мое дело получило невиданный размах».

Мичурин прожил еще 13 лет. Но значительнейшая часть совершенного им падает на эти годы «невиданного размаха» его дела. И если бы скинуть эти годы, то Мичурин, оставаясь огромным явлением, все же не был бы тем Мичуриным, каким его знает теперь весь мир.

В этой перемене судьбы великого преобразователя природы, разительном переломе в его деле — наглядный пример того, что означает наш строй, советская власть для развития истинной передовой науки.

Вот свидетельство самого Ивана Владимировича об этом:

«У меня… был крохотный приусадебный участок с гибридами, не находящими себе применения — по той бесславной причине затирания и забвения, которые свойственны были царско-помещичьему строю. Теперь я — директор крупнейшего, единственного в мире по своему содержанию научно-исследовательского учреждения, располагающего площадью в несколько сотен гектаров, многими сотнями тысяч гибридов… Большевистская партия и советская власть сделали все для процветания начатого мною дела. Это дало мне большие возможности перейти сразу на широчайшие, буквально массовые эксперименты с растениями».

Так, благодаря заботам партии, советской власти и великого вождя советского народа товарища Сталина быстро развивалось дело Мичурина.

Ленин и Сталин открыли Мичурина, в самом подлинном смысле — спасли его учение для науки и сделали мичуринскую науку достоянием всего народа.

Дважды был в гостях у Мичурина М. И. Калинин. Самыми высокими правительственными наградами отмечается работа человека, пролагающего новые пути для людского знания и могущества.

Он заплакал, когда ему вручали орден Ленина.

В 1932 году исчез с карт город Козлов. Он стал Мичуринском.

Подошло восьмидесятилетие жизни и шестидесятилетие творческой деятельности самого замечательного гражданина этого города. Вся страна отметила этот день. А перед юбиляром лежала телеграмма:

И. В. Мичурин ответил:

Двадцать один год назад он скорбел об ушедшей жизни.

Теперь:

«Жизнь стала другой — полной смысла существования, интересной, радостной».

А он был старше на двадцать лет.

Как видно, молодость и старость не сведешь только к «физиологии», к счету седых волос и морщин!

РОЖДЕНИЕ МОГУЩЕСТВА

Все эти годы со всех концов страны шло настоящее паломничество в чудесный сад Мичурина. Ехали тысячи ученых, агрономов, садоводов. Приезжали экскурсии студентов. Опытники, работники хат-лабораторий, рядовые колхозники.

У ворот им приходилось оставлять груз привычных понятий и традиционных знаний, как оставляют зонтики и калоши в передней.

Казалось, самая власть хмурого неба и жестоких зим прекращалась тут, у ограды.

Пестрая толпа невиданных растений встречала посетителей. Ветви яблонь и груш еле выдерживали ношу огромных плодов. Вилась дальневосточная лиана актинидия, но теперь она была вся в сладких, янтарных ягодах, с запахом и вкусом ананаса. Персики побратались с абрикосами. Миндаль выгонял в год саженные побеги. Гроздья, похожие на виноградные, повисли на странном дереве — помеси вишни с черешней. А рядом сам прихотливый южанин — виноград — шевелил на легком ветерке усиками и вырезными листьями.

Творец чудесного сада принимал гостей в рабочей комнате. Там, между книжными полками и географическими картами, стояли шкафы с гнутыми трубками и колбами, моделями плодов и слесарными инструментами. На столе — микроскоп и электростатическая машина. Рядом с креслом стоял верстак, у окна — токарный станок. По стенам висели барометры, термометры и гигрометры, а углы занимали опрыскиватели, машинки для окулировки, секаторы для обрезки, почти все — собственного мичуринского изобретения.

В сказках рассказывается о ведунах, понимавших птичий язык. А этот старик, с грубыми руками рабочего человека, всегда подтянутый, одевавшийся несколько даже щеголевато, гордо носивший ордена, данные ему советской властью, — он понимал немой язык растений.

Сеянцы выросли из косточек плодов, созревших на молодых ветвях дерева. Вместе с ними росли сеянцы из косточек плодов со старых ветвей того же дерева. И глаз Мичурина сразу различал их.

Ему было известно, что не все равно, взять ли черенок для прививки с молодого деревца или со взрослого, с нижней ветки или с верхней.

Вот сеянец, в котором экспериментатор смешал культурный сорт с дичком. Сначала кажется, что это просто дичок. Но Мичурин ждет. Он знает, что природа гибрида не устанавливается сразу. В нем идет борьба. И постепенно под дикой оболочкой все яснее проступают нужные экспериментатору свойства культурного родителя, только помноженные теперь на крепость и выносливость вольного обитателя лесов.

Как можно говорить, что у молодого и зрелого растения одна природа? В молодом — все неустановившееся. Оно восприимчиво ко всяким влияниям. Оно похоже на ребенка. Так легко, если не доглядеть, оно собьется с пути, и вырастет у неопытного садовода совсем не то, что он ожидает. Немало трудов приходится положить, пока доведешь гибрид, даже полученный по всем правилам, до возраста, когда можно быть за него спокойным.

Выводя свое знаменитое яблоко «кандиль-китайка», Мичурин скрестил с «китайкой» нежный крымский «кандиль-синап». Но гибридные сеянцы все больше становились похожи на избалованного крымчанина. Тогда Мичурин привил глазки, живые почки с одного из сеянцев в крону «китайки». И мать по-своему воспитала своих же детей. Она перебила влияние отца. Привитые глазки, возмужав, стали новым сортом; никакие северные морозы больше не страшили их.